РИСОВОЕ КОРОМЫСЛО

ВЬЕТНАМ — государство в Юго-Восточной Азии, на полуострове Индокитай. Омывается Южно-Китайским морем. Площадь — 332 тысячи квадратных километров. Протяженность с севера на юг — 1750 километров, с запада на восток — 616 километров. Население — около 85 миллионов человек, в стране проживает более 60 этнических групп и народностей. Административно-территориальное деление: 57 провинций и 4 города центрального подчинения. Преобладающая религия — буддизм, проповедуются также католицизм, конфуцианство и даосизм. Столица Ханой. Основной род занятий населения — земледелие, животноводство, шелководство, морские промыслы, ремесла и добыча полезных ископаемых. В последние годы бурными темпами развивается туризм, в сфере которого занято почти 10 процентов населения Вьетнама.

Вообще-то, я не должен был ехать во Вьетнам — как нарочно, доводов против поездки было хоть отбавляй. Один знакомый, побывавший в этой стране с туристической группой еще лет пятнадцать назад, рассказывал про иностранных ученых, посещавших Вьетнам исключительно с целью исследования какой-то редкой разновидности чумы. Или холеры, я уже забыл. Другой приятель живописал грязь сайгонских кварталов и ужасающую нищету сельского населения. Третий пугал экологическими бедствиями — последствиями многолетней войны с американцами. Четвертый критиковал местных жителей, чрезвычайно охочих до чаевых и никогда не дающих сдачу с крупных денег. А еще некстати вспоминались криминальные хроники про знаменитый «золотой треугольник» и героиновый трафик через Вьетнам. И даже отечественные авиакомпании были как будто против моего индокитайского вояжа: «Сибирь» отменила свои рейсы в Пекин (а добраться до Вьетнама можно было только транзитом через столицу Поднебесной, которая еще не отошла от олимпийского безумия), а «Крас-Эйр» вела себя уж слишком подозрительно.

С другой стороны, я очень хотел поехать во Вьетнам. Потому что эта далекая страна удивительным образом оставила свой след в моем, так скажем, пионерском отрочестве. Как и многие мои сверстники, воспитанные в духе пролетарского интернационализма (циников попрошу оставить свои ехидные усмешки при себе!), я искренне сочувствовал героическому вьетнамскому народу, ведущему трудную борьбу с американскими агрессорами за свою независимость. Я радовался сообщениям про сбитые над джунглями «фантомы» и яростно сжимал кулаки, когда читал про сожженную напалмом крошечную вьетнамскую деревушку Сонгми. Я даже значение слова «марионетки» узнал не из театральных заметок, а из военных корреспонденций о «продажном марионеточном режиме» Сайгона. А спустя много лет еще один приятель, объездивший, к слову, уйму экзотических стран, совершенно серьезно сказал мне: «Вьетнам нужно обязательно увидеть…».

Дорога в «рисовый рай» получилась долгой и утомительной. Ночной перелет до Пекина (вопреки опасениям, красноярский «борт» вылетел точно по расписанию!) стал едва ли не самым легким этапом броска на юг. Семичасовое ожидание в столичном аэропорту — а транзитная виза не предусматривала поездку в город — изрядно утомило, и когда наша небольшая группа оказалась в салоне «Аэробуса», выполнявшего полет по маршруту Пекин — Ханой, все вздохнули с облегчением. Четыре часа путешествия до столицы Вьетнама прошли практически незаметно. Ну, а оформление визы в ханойском аэропорту и вовсе заняло считанные минуты: для этого потребовалось заполнить лишь небольшую анкету да отдать пограничникам фотографию. Кстати, по взаимной договоренности правительств Вьетнама и России, с 1 января 2009 года въезд в эту южную страну будет безвизовым.

В транзитном терминале, в ожидании рейса на Хошимин, нам предстояло провести еще пару часов. Вот здесь-то нас и поджидал неприятный (первый и последний, замечу!) сюрприз: в зале ожидания время от времени попадались на глаза… крысы. «Ну, вот, началось… Предупреждали же меня, — подумал я тогда, исподтишка поглядывая на своих попутчиков, которых, по большому счету, я и сагитировал ехать во Вьетнам. — Что-то будет дальше?». Почему-то вспомнились вычитанные в Интернете (готовился к поездке!) сведения о том, что крысы, правда, полевые, а не городские, являются во Вьетнаме деликатесом, равно, как и кошки, которые в ресторанных меню именуются «маленькими тиграми». В том же сообщении говорилось, что в 1998 году использование кошек в еду было запрещено, дабы не увеличивать поголовье крыс. Но, судя по количеству серых тварей в аэропорту Ханоя, рестораторы не испугались официального изъятия мурок (или как их там по-вьетнамски?) из меню. Так, или примерно так, думал я, подремывая в кресле огромного «Боинга», стремительно уносившего нас на юг, почти к самому экватору. Попутно радуясь, что оправдываться мне не пришлось — паники среди попутчиков замечено не было.

В аэропорту Хошимина нас встретил невысокого роста (попробуйте найти высокого вьетнамца!) гид и переводчик Суан, приметный своей военной выправкой (еще труднее найти толстого вьетнамца, не отличающегося военной статью!). Он успокоил нас, сообщив, что до Фантхьета, конечной точки нашего маршрута, — всего 200 километров, которые мы преодолеем за какие-то четыре часа. Примерно в такое время мы и уложились, ибо узкая дорога с интенсивным (даже ночью!) движением не позволяла развить скорость больше 50-60 километров в час. Последний участок пути — от Фантхьета до Муйне протяженностью 15 километров — мы преодолевали на автопилоте: шли вторые сутки практически бессонного трафика. Наконец, уже под утро, мы упали на кровати уютного номера небольшой виллы, чтобы через пару часов проснуться в другом мире.

Если покопаться в истории Вьетнама, то можно быстро прийти к выводу, что едва ли не вся она состоит из бесчисленных войн! Так называемая «эпоха северной зависимости» началась еще в 111 году до нашей эры, когда после войны с Китаем Вьетнам попал под тысячелетнее иго могущественного соседа. И все это время продолжались бунты, восстания и всевозможные локальные войны, которые имели не только национальную, но и социальную подоплеку. Из поколения в поколение искусные земледельцы и ремесленники вынуждены были осваивать навыки воинов, и удавалось это им, следует признать, как никому другому. Достаточно сказать, что в Х111 веке, например, Вьетнам (тогда он назывался Дайвьет) трижды отражал нашествия могущественных монгольских армий и все-таки отстоял свою независимость. В середине Х1Х века за передел сфер влияния на Индокитайском полуострове взялись европейцы: франко-испанская эскадра захватила три провинции на юге Вьетнама, где была образована французская колония — Кохинхина. Незваные гости хозяйничали на юге полуострова почти 90 лет, пока в 1941 году не произошла так называемая «мирная оккупация» Вьетнама японцами, которые, правда, сохранили французскую администрацию. Ну, а на севере страны тем временем разгоралась национально-освободительная борьба под предводительством Хо Ши Мина, лидера компартии Вьетнама. Относительный мир на полуострове был восстановлен в 1954 году, когда всю страну разделили по 17-й параллели: в северной части была провозглашена Демократическая Республика Вьетнам, в южной — просто Республика Вьетнам, фактическими хозяевами которой были французы и американцы. Со временем янки вытеснили с благодатных земель своих сателлитов и поставили у власти правительство из «местных», которое в советской прессе сразу же окрестили сайгонским «марионеточным режимом». На севере началась принудительная коллективизация земледельцев, впрочем, до культурной революции, по примеру СССР и Китая, дело не дошло: храмы, пагоды и культовые памятники старины вьетнамские революционеры не тронули.

Самая кровопролитная война в истории Вьетнама грянула в начале шестидесятых: чувствуя, что влияние марионеточного правительства на юге ослабевает, а Национальный Фронт Освобождения, который американцы называли Вьетконгом (дословно — «вьетнамский коммунист»), напротив, набирает силу, янки ввели в страну свои войска. Ну, а повод для боевых действий нашелся довольно быстро: в августе 1964-ого эсминец ВМС США «Мэддокс» якобы был обстрелян у побережья Северного Вьетнама торпедными катерами. В качестве ответной меры президент Джонсон приказал своим ВВС нанести удары по военным объектам Северного Вьетнама. Вот так, слово за слово, и началась вьетнамская война, которую подавляющее большинство американцев до сих пор считает самым темным пятном в истории своей страны.

Наверное, боевому прошлому Вьетнама и не стоило бы уделять столь пристального внимания, если бы не колоссальное влияние войн на жизнь этого индокитайского государства. Говорить о том, что Вьетнам является отсталой, бедной и беспомощной страной, лишь отдаленно напоминающей Китай двадцатилетней давности, может только человек, абсолютно не знакомый с историей государства. В самом деле, вместо того, чтобы заниматься сельским хозяйством, строительством, развитием промышленности и технологий, вьетнамцы вынуждены были с малых лет брать в руки оружие. Заметим при этом, что Вьетнам никогда не выступал в роли агрессора и не претендовал на чужие территории, мотивируя это стратегическими интересами, — ему все время приходилось защищаться. И сегодня, спустя тридцать с лишним лет после окончания войны с американцами, едва ли не в каждой семье вы найдете людей, которые воевали в регулярной армии, были партизанами или потеряли под бомбежками кого-то из своих родственников. Не случайно на всей территории сегодняшнего Вьетнама столько памятников жертвам американской агрессии. Только по официальным данным, во время войны 1964-1975 годов страна потеряла 1 миллион 100 тысяч своих бойцов, а жертвы среди гражданского населения превысили 3 миллиона человек! На территории Вьетнама было взорвано 14 миллионов тонн взрывчатых веществ — в несколько раз больше, чем во время Второй Мировой войны на всех театрах военных действий! Американцы сделали джунгли полигоном для испытания химического оружия (известно, что последствия применения дефолианта «Agent Orang», уничтожавшего листву в джунглях, многие пожилые вьетнамцы ощущают до сих пор), напалма и шариковых бомб. Но и это не помогло им сломить маленьких вьетнамцев. К слову, последствия той войны оказались трагическими и для самих заокеанских завоевателей: жертвами «вьетнамского синдрома» стали десятки тысяч бывших американских солдат и офицеров, покончивших жизнь самоубийством. Вполне возможно, что недобрым словом вспоминает вьетнамскую войну и нынешний кандидат в президенты США от республиканской партии Джон Маккей — в октябре 1967-го его «фантом» был сбит в небе Вьетнама, а сам летчик пять лет провел в ханойской тюрьме.

Утро встретило нас пронзительно синим небом, ярким солнцем и шумом прибоя. Картину дополняли цветущие магнолии, кокосовые пальмы, пруд с лотосами и золотыми рыбками и атмосфера полного умиротворения и гармонии с природой. Наша «Swiss Vilagge», «Швейцарская деревня», оказалась небольшим гостиничным комплексом с рестораном, спа-салоном, двумя бассейнами и собственным пляжем. И все это хозяйство содержалось в таком идеальном порядке, а служащие были столь вежливы и ненавязчиво исполнительны, что от вчерашней усталости не осталось и следа. А когда мы шагнули навстречу теплым и изумительно чистым океанским волнам, ощущение того, что попали в рай, еще более усилилось. Температура воздуха — плюс 35, воды — плюс 30: что еще нужно сибирскому туристу для полного счастья в октябре?

Бурными темпами туризм стал развиваться во Вьетнаме лишь в последнее десятилетие, а наши соотечественники проложили дорогу в рисовый рай совсем недавно. Так что говорить о российской туристической экспансии на Индокитайский полуостров пока, к счастью, не приходится. Хотя количество ежегодно отдыхающих здесь россиян за последние пять лет возросло до 60 тысяч, это, по сравнению с Турцией, Египтом или тем же Китаем, ничтожно мало. Между тем, по сообщению журнала «Forbes», уже сегодня Вьетнам входит в десятку самых привлекательных для отдыха мест в мире, а в своеобразном рейтинге гурманов и вовсе занимает третье место. И вполне понятно желание зарубежных компаний и частных инвесторов вложить свои средства в развитие инфраструктуры туризма на побережье Вьетнама. В одном только Фанхтьете созданы прекрасные гостиничные комплексы с участием немцев, англичан, швейцарцев, французов. Поговаривают, кстати, что «Swiss Vilagge» уже прикупил какой-то русский бизнесмен. Хорошо это или плохо, пока непонятно. Вполне возможно, что, по ново-русской традиции, первым делом будут повышены цены за проживание, в номерах перестанут поддерживать идеальную чистоту и каждый день менять постельное белье, а обслуживающий персонал (если вдруг хозяин решит отказаться от услуг местных жителей и привезет из России разбитных девчонок) начнет хамить клиентам и зарабатывать денежки всеми доступными способами. Впрочем, это всего лишь предположения, и я буду только рад, если они окажутся ошибочными. А пока мы — в «Швейцарской деревне», и наше пребывание на вьетнамской земле ничем не омрачено.

«Муйне» в переводе с вьетнамского означает «спасающий, оберегающий». Такое название носит мыс, далеко вдающийся в океан и закрывающий бухту от штормовых волн. Хотя тайфуны в здешних местах бывают гораздо реже, чем в центральном или северном Вьетнаме, время от времени рыбацким шхунам приходится искать убежища именно в этой бухте. Природа словно специально создала этот дивный уголок для отдыха: на многокилометровой прибрежной полосе с изумительно белым песком и с буйной тропической растительностью построено несколько десятков трех- и четырехзвездочных отелей. Причем комплексы разительно отличаются от отелей в обычном понимании этого слова: здесь нет многоэтажных зданий, оживленных магистралей и шумных супермаркетов. Туристы проживают в бунгало или небольших комфортабельных виллах с видом на море, не изнуряют себя шоппингом, поскольку в Муйне имеются в наличии только сувенирные и продуктовые лавки, а также небольшие магазинчики. Обедает и ужинает отдыхающая публика в ресторанчиках, которых вдоль единственной улицы в Муйне — великое множество (и в каждом втором, кстати, имеется меню на русском языке). В одном из ресторанов мы стали свидетелями почти ритуального приготовления для наших соотечественников блюда из кобры. Повар, ловко ухватив змею за голову, рассек ей острым ножом туловище и извлек из него сердце. Кровь разлил в рюмки, добавил в них рисовой водки и предложил выпить сей божественный напиток русским мужичкам, ну, а закусить, естественно, сердцем гадины. Те нерешительно переглядывались, и мне даже пришлось их приободрить: «Смелее, ребята! Не чокаясь…» Сами отведать аналогичной «кровавой Мэри» мы не решились, зато при случае продегустировали блюдо из мурены (помните этих мерзких морских хищников из фильма «Бездна»?).

Сейчас в окрестностях Муйне настоящий строительный бум: на свободных участках вдоль побережья возводятся новые отели, рестораны, ночные клубы. А земельных наделов, выставленных на продажу, по-прежнему еще очень много. Не знаю, может быть, наш гид и ошибался, когда называл стоимость одного квадратного метра земли (вернее будет сказать, песка!), — около тысячи долларов, но мне эта цифра почему-то запала в душу: живут же люди! Впрочем, живет большинство вьетнамцев на самом деле небогато и скромно, зарабатывая в среднем по 150 долларов в месяц (разумеется, это не относится к банкирам, чиновникам, врачам или полицейским, жизненный уровень которых гораздо выше). К тому же вьетнамцы, веками воевавшие, а не постигавшие премудрости товарно-денежных отношений, оказались не вполне приспособленными к жизни в условиях рыночной экономики. Так, например, многие сельские жители, получившие в подарок от социалистических властей солидные земельные наделы, не сумели с толком воспользоваться свалившимся на них богатством. Кто-то сразу продал свой надел, кто-то построил роскошный (по вьетнамским, конечно, меркам!) дом. Но деньги, даже большие, имеют свойство когда-нибудь обязательно кончаться, дом сам по себе прибыли не приносит, а вкладывать средства в какие-то успешные дела многие бывшие крестьяне попросту не умели. Приходилось продавать большой дом и переселяться в тот, что поменьше. Зачастую все заканчивалось жизнью в лачуге и случайными заработками рикши. В этих условиях туризм для вьетнамцев стал той самой курицей, которая несет золотые яйца: сегодня в этой сфере занято уже более десяти процентов работоспособного населения страны, а перспективы развития туристской индустрии на всем протяжении береговой линии поистине безграничны.

Стать во Вьетнаме миллионером можно запросто: для этого достаточно поменять на ресепшене или в ближайшем банке стодолларовую купюру на местную валюту — донги. Один доллар стоит шестнадцать с половиной тысяч донгов, следовательно, за одну зеленую банкноту вы получаете сразу полтора миллиона местных денежек. Много это или мало? Судите сами. Например, сытно пообедать вдвоем можно за 150-200 тысяч донгов — это, чтобы было понятно, — 240-300 рублей. За 10 тысяч донгов можно купить бутылку изумительного пива «Сайгон». За 160 тысяч — получить отличный массаж изнуренного отдыхом и южным солнцем тела. 100 тысяч донгов вам хватит на покупку местной сим-карты, которая, между прочим, действует на всей территории Вьетнама, и примерно на полчаса общения с Родиной. Кстати, при вполне объяснимой нелюбви вьетнамцев к американцам, доллары имеют одинаковое хождение с донгами, а подавляющее большинство местных жителей сносно изъясняется на английском. Да, а насчет того, что вьетнамцы не дают сдачи и нахально требуют чаевые — так это полная ерунда. В ресторане или лавке, в массажном салоне или в такси нам возвращали сдачу до последнего донга (самая мелкая монета, которую мне удалось подержать в руках, равнялась 200 донгам), а небольшие чаевые принимали с почтительной улыбкой и легким полупоклоном. Но это — к слову.

Продолжая «денежную тему», чрезвычайно актуальную для вьетнамцев (а для кого она не актуальна?!), следует заметить, что она не всегда увязывается с декларируемым правительством социалистическим строем, при котором, как известно, все, или почти все, должно быть бесплатным. Так вот, сегодня во Вьетнаме пресловутого «сыра» нет и в помине. Образование, медицинское обслуживание, жилье — все платное. Например, обучение ребенка в начальной школе стоит 5 долларов в месяц (и не надо надменно вскидывать брови — для рядовой вьетнамской семьи это вполне «осязаемые» деньги), в средней школе — уже 10 долларов, а в институте — и вовсе 30. В частных учебных заведениях расценки значительно дороже. Ну, а чтобы студенту из сельской местности снять квартиру в городе, надо выложить сотню «зеленых» в месяц. Потому-то и не рвется сегодняшняя вьетнамская молодежь в компартию, которая, естественно, является в стране «организующей и направляющей» силой.

В середине 80-х годов правительство Вьетнама провозгласило так называемую политику «дой мой» — обновления. Согласно этой политике, в стране должны были гармонично уживаться рыночная и плановая экономики. Не такими темпами, как в соседнем Китае, но все-таки довольно динамично этот гибрид стал развиваться. В последние годы были четко обозначены приоритетные направления: электрификация страны, развитие сотовой связи и Интернета, увеличение экспорта риса, кофе и других сельхозпродуктов, жилищное строительство и создание инфраструктуры для иностранного туризма. Все сельское хозяйство было передано в частные руки, а государственная монополия на внешнюю торговлю была отменена. Во многом благодаря этому, Вьетнам вышел на второе место в мире по экспорту кофе (после Бразилии, естественно) и на третье — по экспорту риса (вслед за Индией и Таиландом). Сейчас в стране заняты приватизацией крупных государственных монополий и борьбой с коррупцией — что-то до боли знакомое, не правда ли? Громкая дискуссия в правительственных кругах развернулась по весьма животрепещущей проблеме — могут ли партийные и государственные чиновники владеть коммерческими структурами и стоит ли бизнесменов принимать в партию? Решили: пусть владеют и вступают, лишь бы не было при этом эксплуатации трудящихся. Что тут скажешь — по-восточному мудро…

Днем главная улица Муйне пустынна: редкие такси, под которые чаще всего используются «Toyota Innova» (леворульная разновидность «Ipsum») или «Mitsubishi Grandis», прячутся в тени пальм, готовые, впрочем, сорваться с места по первому вашему жесту. Их конкуренты, мототаксисты, ожидают клиентов, собравшись в небольшие колонии. Завидев иностранцев, двухколесные извозчики тут же оказываются рядом, предлагая на сносном английском всего за три доллара доставить вас в любую точку Муйне. В Фанхтьет — по договоренности. За небольшие деньги они готовы отдать вам своего железного коня в аренду, хотя есть и специальные прокатные пункты (как правило, при туристических бюро или ресторанчиках). Однажды я опрометчиво поинтересовался у одного из таких извозчиков, сколько стоит час катания на его мотобайке, и услышал ответ: 200 тысяч донгов. Лучше бы я этого не делал: почти километр назойливый «мототай» — так представился один из таксистов — ехал за мной и снижал цену. В конце концов, она упала, кажется, до 50 тысяч. Но я все равно отказался, поскольку привык чтить не только российский уголовный кодекс, но и всякий иной. А вьетнамскими порядками, кстати, действие российских водительских удостоверений, пусть даже они имеют статус международных, не признается. Следовательно, мое мото-дефиле по Муйне означало бы несомненное нарушение закона. Хотя многие соотечественники, особенно из числа молодежи, на этом не особенно заморачивались и с ветерком носились по узенькой улочке нашего оазиса.

Машины во Вьетнаме любят. Как игрушки. Как недоступные предметы роскоши. Как инструмент для заработков, наконец. Вообще, автомобиль для многих вьетнамцев, — вещь непозволительно дорогая: своей автомобильной промышленности в стране, по сути, нет, а все машины импортируются из Японии, Китая, Америки, Франции. При этом государство устанавливает суровые ввозные пошлины. Та же Innova, например, стоит более 30 тысяч долларов, столько же — почему-то популярная здесь Chevrolet Captiva. Встречаются, конечно, и BMW, и Accord свежих годов выпуска, но это, скорее, исключение из правил. Классическое изречение «Автомобиль — не роскошь, а средство передвижения» как раз очень подходит вьетнамской провинции. Да и в городах, между прочим, частными автовладельцами являются не более десяти процентов населения.

Брэндом номер один во Вьетнаме, безусловно, является Honda. Но заслуга в продвижении марки на Индокитайском полуострове принадлежит вовсе не многочисленному семейству автомобилей, а их родственникам — мотоциклам, мотороллерам и скутерам. Количество этих двухколесных ТС на улицах вьетнамских городов и сел не поддается никакому исчислению: они уже почти вытеснили велосипеды, на которых ездят школьники, старики да рикши. Простота в обслуживании, экономичность, маневренность (что особенно актуально на переполненных городских улицах) и относительная доступность сделали мотоциклы главным средством передвижения вьетнамцев. Я не раз видел, как на маленькой юркой «Хондочке», с объемом двигателя кубиков в 125, спокойно помещалось целое семейство из четырех человек, при этом папаша ухитрялся развить вполне приличную скорость. А уж сколько поклажи ухитряются взгромоздить на своих двухколесных друзей вьетнамцы, надо просто видеть! В грузоподъемности их традиционно превосходят, пожалуй, лишь буйволы (о грузовиках в данном случае речь, разумеется, не идет).

Как говорится, спрос рождает предложение: в любом вьетнамском городе сегодня можно встретить десятки «салонов», торгующих японскими мотоциклами. Несмотря на довольно высокую для рядовых жителей страны цену (самые маломощные «Хонды», покупаемые в Японии долларов за 300, во Вьетнаме стоят в два раза дороже!), товар быстро расходится. «Ликвидность» обеспечивает и безотказная сервисная служба. В городах это — вполне цивилизованные, хорошо оснащенные технические центры, где обслуживающий персонал щеголяет в фирменном хондовском обмундировании. В деревнях крохотные мастерские зачастую располагаются в убогих хижинах, а то и вовсе под соломенным навесом, но с обязательной вывеской — Honda.

Как ни странно, во Вьетнаме много наших машин. Насколько мне известно, продукция отечественного автопрома на Индокитайский полуостров давно не экспортировалась, да и внешний вид встречавшихся экземпляров красноречиво выдавал их преклонный возраст. В экскурсионных поездках нам не раз попадались КрАЗы, тракторы «Беларусь», автобусы ПАЗ, которые, по всем прикидкам, давно уже должны были выработать свой ресурс и тихо скончаться где-нибудь на задворках вьетнамских деревень. Судя по всему, вся эта ретро-техника осталась вьетнамцам со времен войны с американцами, когда Советский Союз оказывал дружественной стране посильную военно-экономическую помощь (по официальным данным, она составила около 15 миллиардов долларов!). Не знаю, как уж вьетнамцам удалось сберечь эту технику в работоспособном состоянии: может, ухаживали за ней как-то по-особенному, или просто раньше у нас все делали на века? Ну, а «Чайка», попавшаяся нам у одного из отелей в Муйне, и вовсе выглядела молодцом — словно только вчера выехала из гаража какого-нибудь советского генерала, выполнявшего свой интернациональный долг во Вьетнаме.

Отдельная песня — «уазики», которые охотно использует едва ли не каждая туристическая фирма. Скорее всего, они тоже остались нашим друзьям в наследство от советских военных специалистов, а может, попали сюда и позднее. По признанию самих вьетнамцев, лучшего автомобиля для сафари и искать не надо. Конечно, будь местные туристические фирмы побогаче, они, вполне возможно, предпочли бы иметь в своем автопарке «Лэндроверы» или, допустим, какие-нибудь тойотовские пикапы. Но они имеют то, что имеют. И этим, кажется, вполне удовлетворены. Кстати, во время одной из экскурсий я стал участником забавного эпизода. Увидев в живописном месте родной «уазик», предназначенный для катания туристов, я, естественно, вознамерился сфотографироваться за рулем «соотечественника». Но местный фотограф, пресекая мои поползновения, решительно замахал руками: «Ноу-ноу! Файв долларз!» Платить пять долларов я категорически был не согласен, и между нами состоялся такой вот диалог. «Вис из э раша?» — кажется, не совсем правильно построив фразу, спросил я. Он утвердительно кивнул головой. «Ай эм э раша ту!» — сразил я его своим признанием, и вьетнамец с улыбкой позволил мне занять место за рулем…

На всей территории Вьетнама бензин продается по единой цене — в переводе на наши деньги, около 23 рублей за литр 92-го. В нашем Муйне заправиться можно было через каждые сто метров: едва ли не у каждой лавки располагались мобильные (похоже, самодельные!) колонки емкостью в несколько литров. Откуда получают горючее хозяева мини-колонок, и какого оно качества, выяснить в силу непреодолимости языкового барьера, не удалось. Как не удалось вычислить и маржу, которую имеют кустари-заправщики. Но, судя по всему, недостатка в клиентах они не испытывают. Правда, когда я с молчаливого согласия хозяйки колонки, изобразил «обслуживающий персонал», местные мотоциклисты стали упорно меня объезжать.

Манера езды у вьетнамцев во многом схожа с китайской: по-моему, внешний хаос на дорогах и улицах — это их стихия. Водители машин очень неохотно уступают дорогу едущему сзади — хоть дави на клаксон, хоть мигай фарами. Непомерной скорости может помешать только плохое состояние дороги, а с этим у вьетнамцев такие же проблемы, как и у нас. Даже по городским улицам мотоциклисты курсируют довольно быстро, так что лучший способ не попасть под их колеса — сохранять спокойствие и не делать резких движений. Кстати, наказания за нарушения правил дорожного движения во Вьетнаме довольно суровые. Так, например, штраф за превышение скорости на автомобиле равен ста долларам, на мопеде — сорока. Пьяный за рулем может быть наказан пожизненным лишением прав. Правда, за две недели я лишь однажды видел полицейских, остановивших машину на дороге, но наш гид пояснил, что блюстителей ПДД вообще-то много, но они, как и их русские коллеги, предпочитают действовать из засады.

Что такое истинное водительское мастерство, мы узнали на третий день нашего пребывания во Вьетнаме, когда поехали в Далат, который еще называют «Городом вечной весны», «Маленьким Парижем», «Городом художников и поэтов». Этот 125-тысячный город-курорт, отстроенный во французском колониальном стиле, находится на высоте 1500 метров над уровнем моря. Стремительно преодолеть эти полтора километра нам предстояло на дизельном микроавтобусе «Мерседес-спринтер». Это было что-то! Узкое шоссе, ширина которого в иных местах составляла не более пяти метров, извивалось в сумасшедшем серпантине, по сравнению с которым наш Култукский тракт воспринимался как невинная детская забава. От перепада высот то и дело закладывало уши, чтобы удержаться на месте, приходилось хвататься за спинки сидений и подлокотники. А наш водитель Ван не только ухитрялся держать крейсерскую скорость километров под 70, но и успевал уворачиваться от встречных машин, а также поддерживал разговор с гидом. Словом, в пункте назначения мы вышли из машины, изрядно пошатываясь. Впрочем, знакомство с достопримечательностями города сполна окупило наши страдания. Мы посетили удивительный Сад цветов, в котором собраны тысячи уникальных растений, отведали замечательного виноградного вина, которое, оказывается, во Вьетнаме больше нигде не делают (французы завезли сюда лозу еще в ХVIII веке), и даже побывали в сумасшедшем доме. Не в настоящем, конечно, — так в Далате называют единственный в своем роде «Крейзи-отель», построенный в стиле какого-то неимоверного сюрреализма. Нам удалось даже познакомиться с хозяйкой отеля, госпожой преклонного возраста Данг Вьет Нга, которая когда-то прожила в Советском Союзе 12 лет и чей отец был ближайшим соратником самого Хо Ши Мина…

А ведь прав был мой знакомый, который говорил, что Вьетнам нужно обязательно увидеть. Я увидел и сохранил о нем самые приятные воспоминания. Потому что понял: народ должен защищать свою Родину. Такую красивую и многострадальную, как Вьетнам, — тем более. Я немножко узнал здешний народ и проникся к нему искренним уважением. Две недели я провел в атмосфере безмятежного спокойствия и гармонии с природой: о таком подарке можно только мечтать.

Говорят, что территория Вьетнама своим контуром напоминает коромысло с двумя корзинами риса. Одна корзина — это дельта Красной реки на севере, другая — дельта Меконга на юге. Наверное, что-то в этом есть. А еще коромысло, как известно, символизирует баланс, равновесие, взвешенность в мыслях и поступках. И стойкость «на излом», кстати, — тоже. Всего этого во Вьетнаме достаточно.

К 2010 году вьетнамцы планируют вывести свою страну из разряда слаборазвитых, а к 2020-му — превратить в индустриально развитую. Мне кажется, так и будет. «Коромысло» не сломается…

Михаил Климов
фото автора

Автомаркет+Спорт № 43/2008