НА ЧИВЫРКУЙ

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

ОМУЛЕВАЯ БОЧКА

Первоначальным нашим планам — сходить на Чивыркуйский залив на моторной лодке — не суждено было сбыться: лодка потекла в самый последний момент. Что ж, нам ли унывать? Мы съездили на Чивыркуй на машине. Мы, это я — Тимофей Митин и Василий Ларин — журналисты «А+С».

В автопробег по восточным берегам Славного Моря мы отправились на микроавтобусе Toyota Town Ace. Расстояние в одну сторону — около тысячи километров. Основной целью было достижение Чивыркуйского залива. До этого лета ни я, ни Василий на полуострове Святой Нос не бывали. Забегая вперед, скажу, что всю программу мы выполнили и во всех запланированных местах побывали, потратив на это ровно одну календарную неделю этого лета. Всего неделя, а впечатлений...

СКВОЗЬ ДОЖДИ

Этот грузовик спасся в ловушке на переезде у Глубокой. Передняя подвеска вырвана, зато все остальное цело!

В Иркутске ночью со вторника на среду был дождик, и утром по небу ползли низкие тяжелые тучи, гонимые на восток свежим штормовым ветерком, грозя новым проливным дождем. Грохотала гроза. Но нам было все равно, ведь лучший зонтик это автомобиль! Выехали в 9.00. По всей дороге то и дело мы догоняли дожди, иногда стеной, иногда «как из ведра», протыкали их насквозь и попадали в полосы густого влажного тумана. Дорога была очень мокрой, поперек полотна текли ручьи и потоки. Ехать быстро было просто нельзя — почти весь Култукский проехали со скоростями около 60 км/ч. На переезде в Глубокой увидели редкое зрелище: большой грузовик Fuso с белой фурой попался в ловушку — видимо, отказали тормоза!

Большая Речка — с виду деревня как деревня, простая и милая, размазана вдоль реки и дороги — живописно!

Большая Речка

Три озера-питомника соединены протоками: Резунька, Лесное и Бакланье. Сюда только что выпустили молодь омуля

Триста километров до Бабушкина мы ехали сквозь дожди около пяти часов и основательно проголодались. На обед остановились в «Трактире» в центре Бабушкина. Здесь нам понравилось: заказали быстро, ждали долговато, как будто готовили для нас индивидуально, но все оказалось очень вкусным! Мне запомнились отменный красный борщ со сметаной, гуляш с подливом и блины со сгущенкой. После Бабушкина (а может, после обеда?) тучи стали рассеиваться. Хамар-Дабанский хребет уходил вправо от трассы М-55, и тучи оставались там, в горах, а мы спускались в солнечную долину — древнюю дельту Селенги — царство рыб, птиц, высоких трав, теплых соров, песчаных кос и старинных русских сел. Вот и развилка Улан-Удэ— Большая Речка. Мы в сердце Кабанского района Бурятской республики — от Иркутска «отмахали» 340 километров.

В ТУМАННЫЕ НИЗИНЫ

Большереченский рыбзавод — главный портал

Кабанский район, он хоть и в Бурятской республике, а самый что ни на есть русский: 90,9% населения — русские, 5,4% — буряты. Все население района — 69 тысяч человек, на 2/3 — сельское. Мясо-молочное животноводство и зерновые культуры — это Кабанский район. И ни одной свинофермы, заметьте: «свинство» чуждо этим красивым местам, вопреки названию! Но самое уникальное в Кабанском районе это, конечно, рыбоводство: где еще найдешь сразу три (если я не ошибаюсь, а может, их и больше?) рыбоводных завода? Есть тут, конечно, и «язвы промышленной цивилизации», яркий пример — Селенгинский целлюлозно-картонный комбинат с такими же противными дымами, как в Байкальске.

С пригорка открывается красота этих мест. Долина Большой речки зеленая-зеленая из-за высоких сочных трав и простирается до горизонта, а вдоль реки вьется полоса тальников и березняков. Слева, у Байкала, далекая белесая полоса тумана — натянуло с Озера. Прямо перед деревней — железнодорожный переезд. Сама деревня (как сказать-то еще?) — простая и милая. И речка тоже. На такие места смотришь и думаешь: «Родина, как ты близка моему сердцу». В отличие от чисто бурятских улусов, где обычно одни голые строения на ровной земле, в этом русском селе все улицы зелены, все усадьбы обсажены деревьями. На иных дворах большие березы шелестят листвой, на иных — тенистые сосны. Дома растянуты вдоль двух направлений: по дороге и по реке. Осведомились у местного старика: «Где рыбозавод?». Он спросил: «Вам какой? У нас их тут несколько!». Я сказал: «Большереченский». «Это туда, до конца деревни — вверх по реке. Там сначала белая школа справа, а дальше слева и сам завод будет. А то еще Посольский завод есть в другой стороне».

Водонапорная башня завода

Цех инкубации икры — тысячи склянок!

Рыбоводы: в центре Виктор Матанцев — главный рыбовод завода, справа Андрей Базов — научный сотрудник ВСРЦ

Голубой металлический забор и воротца из гнутых трубок — как в пионерском лагере. За забором тоже как в «лагере» — одноэтажные, беленные известью бараки — видимо, это цеха. А время — пятый час уже. Тут из ворот вышла полная солидная женщина, увидела незнакомый автобус и прямиком к нам: «А вы тут к кому и по какому вопросу?». Пришлось объяснять, чувствуя себя виноватыми, что мы журналисты из Иркутска и интересуемся «проблемой репродукции промыслового стада омуля» (эко я «завернул»?) и вообще жизнью завода. Женщина несколько секунд соображала, а потом выдала: «А у нас производственный цикл уже закончен, икра созрела, мальки вылупились, молодь выпущена и завод закрыт — никого нету. Да и рабочий день уж окончен!». Я сказал, делая трагическое лицо: «Ну вот — четыреста километров зря пилили!». Женщина еще «покумекала» с полминуты и выпалила: «Не тушуйтесь. Есть возможность. Поезжайте по дороге вниз по речке к Посольску, проедете Посольск — там за деревней справа рыбоводный пункт на озерах-питомниках. Прямо с дороги увидите дамбу, шлюз и «Уазик» голубой стоит. Это главный рыбовод завода Виктор Юрьевич — он там сегодня молодь в реку выпускает. Он вам все расскажет — как и чего. Он вас и сюда на завод привезет и все покажет!».

Из таких малявок вырастают посольские омули. Образцы молоди архивируются из всех озер-питомников

Николай Фотиевич Дзюменко — патриарх рыбоводческого дела БРРЗ

Просмеявшись, познакомились с мужиками. Краснощекий шутник — Виктор Юрьевич Матанцев — главный рыбовод завода. Загорелый, седовласый серьезный мужчина в очках — научный сотрудник «ВостСибрыбцентра» Андрей Владимирович Базов. «ВСРЦ» — это головная организация, объединяющая несколько рыбоводных заводов Байкала, а Базов курирует здесь работу по омулю. Строгий молодой парень — практикант из Бурятской сельскохозяйственной академии Михаил Лактионов, он хочет после учебы остаться работать на Большой Речке. Когда рыбоводы узнали, что мы из автомобильной газеты, то удивились, да и вообще говорят, что корреспонденты к ним не заглядывали давным-давно. А Михаил Лактионов, хоть и молодой, но очень серьезный человек, как-то трепетно сказал: «Спасибо вам большое, что вы нами интересуетесь! Ведь никому и дела нет до омуля и нашей работы!».

РЫБА ОМУЛЬ

Как сказал Андрей Базов, серьезные проблемы с популяциями омуля на Байкале остались в прошлом. С 1969 по 1975 годы был полный запрет на все виды лова омуля, после чего поголовье начало медленно восстанавливаться. Тогда инкубацией икры омуля в Бурятии занимался один Большереченский завод с производительностью 900 млн. икринок в год. В 1976 году завод реконструировали, добавили еще один цех инкубации, и его мощность составила 1 млрд. 250 млн. икринок в год. Параллельно строили два новых завода: Селенгинский и Баргузинский, оба производительностью по 1,5 млрд. икринок. В 1979 году оба завода вошли в строй. Сейчас все три завода принадлежат одной организации — «ВостСибрыбцентру». Воспроизводство омуля на Байкале полностью в руках государства.

Переправа в Татаурово — жизни здесь нет

По словам Андрея Базова, на сегодняшний день на Байкале нет угнетенных и деградирующих популяций омуля — численность всех стабильна и понемногу растет. Проблемы есть с другими породами рыб: деградирует, например, озерно-речной сиг, а осетр до сих пор не восстановился. Да и хариусом-беляком нужно заниматься. Всеми этими проблемами озабочена научная база «ВостСибрыбцентра». На Селенгинском рыбоводном заводе, кроме омулевых, есть целое подразделение, занимающееся инкубацией и подращиванием осетра — в Озеро ежегодно сбрасывается до миллиона особей подрощенной молоди осетра. Занимаются там и сазаном.

Спасо-Преображенский мужской монастырь. Укрепляются древние стены

Спрашиваю у Виктора Матанцева: «Что будет, если прекратит свое существование Большереченский завод?». Виктор Юрьевич говорит: «Посольская популяция — полностью воспроизводимая искусственно. Если завода не будет, то ее полный закат произойдет в течение 6-11 лет, по нашим оценкам. Точнее, по их оценкам (кивнул на Базова)».

Большереченский — первый завод на Байкале — работает с 1933 года. Причиной послужило катастрофическое (с хозяйственной точки зрения) снижение уловов омуля на Байкале в начале ХХ века — с 80 тыс. центнеров до 10-15! Вначале нерестовых рыб-производителей отлавливали вверху речки, затем пункт отлова перенесли вниз, так как браконьеры не давали рыбе подняться. Долгие десятилетия икра у отловленной рыбы отбиралась вручную — тяжелым низкопроизводительным трудом. При этом, естественно, все поголовье омуля-производителя погибало. В начале 80-х годов знаменитый местный рыбовод Николай Фотиевич Дзюменко разработал и внедрил на заводе экологический способ отбора икры. Была создана специальная структура садков, через которую проходила речная вода из русла Большой, над дном садков была натянута сетка, на которую рыбы естественно откладывали икру, а далее икра смывалась потоком в «икроуловители». Появилась возможность сохранять производителей живыми и тем самым сохранять структуру стада омуля естественной. Правда, нынче опять решили, что сохранять производителя ни к чему — воспроизводство и так идет нормально, и все 100% большереченских омулей-производителей отправляют на товар, т.е., собственно, к нам на стол!

Могила Ерофея Заболоцкого

Икры закладывают около 1 миллиарда. Живых личинок получают до 700 миллионов. Какова выживаемость до взрослой (готовой к нересту) рыбы? Реально, с учетом подращивания — 5-6%! Без подращивания — около 1%. Что такое подращивание? Сейчас в Байкал уже не выпускаются личинки — их жизнеспособность невелика. Представьте себе кроху от 4 до 15 миллиграммов! Естественная выживаемость омуля до взрослой особи из личинок — от 0,03% до 0,05-0,07% в лучшем случае. Не десятые, но сотые доли процента! Сейчас на заводе личинок подращивают до состояния «подрощенной молоди» весом 1,2 грамма — это уже жизнестойкая фаза развития. Мы встретились с рыбоводами как раз у озер-питомников, где идет подращивание молоди. Три озера, сообщающихся между собой через систему шлюзов: Резунька, Лесное и Бакланье, площадью 75, 64 и 104 гектара соответственно. Сами по себе озера естественные, а вот дамбы и шлюзы построили специально, чтобы «фильтровать» мальков. Резунька связана с Малым Посольским сором, откуда, собственно, мальки и попадают в Байкал. Интересно, а каковы самые крупные посольские омули на самом деле? Матанцев говорит: «Я вам покажу. В музее у нас есть чучело реально выловленного образца: самка 25-летнего возраста весом 5 кг». Ого! Даже не знал, что такие омули бывают.

Виктор Матанцев говорит: «Нам тут кое-какие дела надо закончить, ребята, минут 30 нужно, а после я вам покажу завод — цех инкубации и прочее. А пока съездите монастырь Посольский посмотрите».

К СВЯТЫНЯМ И ЦЕННОСТЯМ

Поблагодарили этих добрых людей за интересный разговор — еще и завод покажут! Поехали смотреть монастырь. Въехали в Посольск — туман еще круче — время около шести часов вечера, а солнца не видно. Туман какой-то плотный, почти как грозовое облако. Вокруг монастыря синий деревянный забор, табличка. Когда я посмотрел поверх забора на купола храма, в небе появился просвет и блеснуло солнышко! Прямо как будто сказали небеса: заходите — здесь святыни настоящие.

Зашли внутрь, а там кипит стройка. Сам храм в леса одет. Верхние этажи уже облицевали, нижние еще ободраны до красного кирпича. Прошли бородатые люди с носилками, стучат молотки или топоры где-то рядом. С чем связано это место вообще? И почему название такое — Посольск? В 1650 году еще и Иркутска не было — направлялись русские послы Ерофей Заболоцкий и Василий Колесников в Монголию и Китай с дипломатической миссией. На этом самом месте, в устье Большой Речки, на послов напали нойоны, монгольские лихие люди, накануне представлявшиеся послам друзьями. В ходе столкновения Ерофей Заболоцкий был убит. За оградой монастыря находится могила героя с высеченной надписью: «Здесь погребено тело раба Божия российского посла Ерофея Заболоцкого, в 1650 году в сопутствии монгольских послов шедшего с мирными предложениями к хану Сецену и вероломно на сем месте убиенного монголами». Есть еще отдельная памятная доска: «На пролитой здесь христианской крови в 1681 году пришедшие из Москвы проповедники веры монгольским язычникам игумен Феодосий и иероманах Макарий с братией основали монастырь в память убиенного посла, названный Посольским». Просуществовал этот монастырь до 1920 года, затем был клубом, школой и психбольницей для детей. Сейчас вот возрождается опять как настоящий мужской монастырь — с марта 2000 года. А реставрация ведется с 2002 года — есть даже фонд в Улан-Удэ.

Немного побродив в историческом месте, пронизанные ветром, мы вырвались из клочьев тумана и поехали к дамбе. Когда подъехали к рыбоводному пункту, мужики еще чем-то были заняты, но минут через 15 мы уже ехали за голубым «Уазиком» на рыбозавод.

Виктор Юрьевич показал нам цеха и музей завода. Цех инкубации (один из трех) поражает тысячами вертикальных сосудов для развития икры. Все пусто — цикл закончен. Сколько же здесь народа управляется в страду? Матанцев говорит: «Представьте себе, весь завод — это 15 женщин-рыбоводов с зарплатой 4 тысячи рублей». Выживают натуральным сельским хозяйством.

ВЕЧЕР ТРУДНОГО ДНЯ

Мимиташ Ганиев — старший кинолог и Тахир — лучший кобель питомника

Питомник ЧОП «Вымпел»

Из Большой Речки выехали на М-55 и поехали в сторону Улан-Удэ. До самого Татаурово «пропилили» целых 70 километров — места для ночлега не нашли: все маленькие и чистые речки подходят к Селенге внутри каких-то деревень! К Селенге тоже подъезжали — вода мутная с пеной, бр-р-р-р, после голубой Ангары просто противно. В Татаурово подъехали к переправе — ни одной машины, а паром стоит. Ларин пошел к паромщикам узнать, можно ли переправиться? Ему сказали, чтобы подождал до обеда на следующий день — может быть, и начнут возить после обеда. Теперь стало ясно: едем через «Улановку». От Татаурова до Улан-Удэ еще километров 40 — так ночлега и не нашли. В столицу республики въехали уже в синих сумерках. Надеялись по указателям от М-55 найти дорогу на Баргузинский тракт. Тщетно. Никаких указателей — потерялись полностью.

Решили искать выезд на Баргузинский тракт в 23.00. Остановили таксиста, молодого парня с хитрой блуждающей улыбкой. Согласился проводить нас на Баргузинский тракт за 150 рублей. Речь вновь зашла о гостинице. Таксист сказал, что там же, на Баргузинском тракте, есть и гостиница — он нас устроит. Поехали. За «жигой» крались по ночному Улан-Удэ около получаса. Наконец выехали в густой сосновый лес. Справа, в самых соснах, в темноте, потянулся длинный кособокий забор. Такси свернуло в темный проем в заборе. Вспомнились страшные новеллы П. Мериме и рассказы-страшилки Дж. Пристли. Впереди тьма. Во мраке подъехали к длинному деревянному бараку, в котором тускло светилась пара окон. Я сказал Василию: «А может, бандиты?». Василий ответил: «Да, похоже на то». Я сказал: «Ты выходи первый и расплатись с ним, он отвлечется, а я достану газовый пистолет и засуну его за пояс!». Так и сделали: я затормозил у кормы «Жигулей», Василий вышел, а таксист подошел прямо к моему лобовому стеклу и смотрит на меня: я не могу достать пистолет. Сделал вид, что вообще не хочу выходить из машины (типа отдыхаю), тогда он пошел к бараку, а Вася за ним. Сунув пистолет за пояс, я вышел следом и подошел к Ларину. Вася сказал: «Эта поездка по ночному городу обошлась нам в 300 рублей — еще 150 он потребовал за протеже в спецгостиницу». Таксист приоткрыл дверь барака и крикнул: «Слышь, я клиентов тебе привез». Ну, точно, думаю, бандиты.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

ПУТЬ НА ОЗЕРО- НОЖ

ЛУЧШАЯ СУКА БУРЯТИИ

БМВ — лучшая сука Бурятии!

Выходя из машины, я посмотрел на одометр — давняя привычка. На момент остановки в улан-удэнском лесу, у зеленого барака, наш пробег от Иркутска составил 548 километров. Мы вошли в длинный коридор барака, освещенный одной единственной «лампочкой Ильича». Навстречу нам из темноты выступил очень молодой парень во всем белом: и брюки, и рубашка, и даже штиблеты. Да и блондином он был с голубыми глазами — внешность киногероя. За его спиной бесшумным шагом подошел плотно сбитый бурят с непроницаемым лицом потомка Чингисхана, одетый в черное трико, и скрестил руки на груди. «Шеф и телохранитель», — подумал я. «Шеф» мило улыбнулся и протянул руку, сказав: «Добро пожаловать в нашу обитель! Располагайтесь!». Я стал осматриваться: все здесь было обшарпано и безрадостно. На стуле я заметил черную куртку, на груди которой красовалась эмблема: ЧОП «Вымпел». Я «скумекал»: «ЧОП — частное охранное предприятие. Видимо, это их база, и они просто подрабатывают, а может, и делают базу отдыха — только на начальном этапе». Как это ни странно, переночевали нормально. Проснулись поздно: в восьмом часу утра. Сварили чай и стали собираться в путь.

Дом, в котором мы ночевали в Улан-Удэ

Когда я пошел справиться о сдаче номера, тот самый парень в черном трико, который принимал нас вечером, сидел за столом и с довольным лицом читал какие-то бумаги. Я счел подходящим момент и спросил его о том, что представляет собой это место? Здесь, как сказал Николай Дмитриев, так звали этого парня, точно будет база отдыха: ЧОП купил бывший пионерский лагерь. Часть территории бывшего лагеря арендует фирма, занимающаяся пэйнтболом. Дальше мужика слегка «понесло»: он стал расхваливать эти места, говорить о том, что тут рядом прекрасная чистая речка под горой течет, приглашал приехать снова и обязательно пожить у них подольше! А еще, говорит, у них тут в лесу есть фирменный уникальный собачий питомник.

Спуск с гольца Уналейского в долину речки Иркилик

Чего-чего, а собак я люблю с детства и пропустить такого не смог, попросился посмотреть «хоть одним глазком». Странно, питомник — вот он, за парой бараков и зоной пэйнтбола, но ночью мы никакого лая не слышали. Тихие «собачары», такие, видимо, не гавкают, а спокойно подходят и берут врага за горло. Длинный ряд вольеров — огромные собачьи морды за решеткой. Навстречу вышел приветливый мужичок в старой милицейской рубашке, протянул руку для знакомства: «Ганиев, Мимиташ Сайдуллаевич — старший кинолог питомника. У нас только три породы — кавказская, азиатская овчарки и БМВ — лучшие для охраны объектов». Я удивился: «БМВ? Так порода называется?». Мимиташ рассмеялся: «Да. Совершенно новая, хотя и очень старая порода. Стандарт описан в 2001 году, а собаки такие тут давно у охотников и пастухов. Называется бурят-монгольский волкодав — сокращенно БМВ. Вот эта, например, девочка», — Мимиташ подвел меня к вольеру с красивой огромной собакой, черной с желтоватыми подпалами, морда напоминает одновременно ротвейлера и сенбернара. Красивая и тихая, она смотрит на чужака и тихонько рычит внутренним голосом. Мимиташ говорит: «Обладательница титула «Лучшая сука Бурятии!». Повел меня дальше вдоль вольеров. Показал красавца-азиата: «Это Тахир — лучший кобель нашего питомника! Сейчас я его выведу, чтобы сфотографировать не за решеткой». Открыл вольер, и огромная псина выкатилась прямо ко мне под ноги. В холке сантиметров 70 — теленок Баскервилей. Стало немного не по себе, а Ганиев говорит: «Тимофей, возьмите его за ошейник, а я вас сфотографирую!». Тут я стал отказываться и предложил самому Мимиташу сфотографироваться с Тахиром.

Направо дорога по Итанце к Байкалу

БМВ — феноменальные собаки! Крайне надежны в службе, более сообразительны, обучаемы и менее независимы, то есть более послушны, нежели кавказские овчарки, хорошо плавают, очень любят детей, в отличие от немецких и восточноевропейских овчарок. Если ребенок остался без присмотра, БМВ будет при нем и защитит от любых напастей: защищать маленьких у них в крови, ведь это собаки, издавна охраняющие юрту кочевника-скотовода! Никогда не нападают первыми: реакция всегда активно-оборонительная, поэтому там, где нужен «фас», этих собак лучше не использовать. Известен случай, когда БМВ кормил ребенка, оставленного без родителей, принося ему куски мяса из котла возле юрты. Если дети купаются в реке — БМВ тут как тут: не дают ребятам забредать в воду дальше чем по грудь — выталкивают маленьких на берег. Честно говоря, такого я еще не слышал о собаках! Бурятские охотники используют их для охраны таежных баз: БМВ никого чужого не подпустит к любому объекту, у которого его оставил хозяин. Размеры их до 75 см в холке кобели и весом до 70 кг! Такая собака любого «дядю» завалит. Где есть БМВ? Говорят, в Иркутске уже есть — брали иркутяне щенков. А вообще, только в питомниках Улан-Удэ, в масштабах страны, так сказать.

Под горизонтом — Турунтаево

Вот такие душевные «бандюганы» попались нам в густом лесу на окраине «Улановки». А база стоит действительно на Баргузинском тракте: выехав из ворот «Вымпела», мы повернули направо и дали газу обратно к Байкалу, но уже по другую сторону великой сибирской реки. Получается так: чтобы переехать речку Селенгу и попасть в Прибайкальский и Баргузинский районы, нужно сделать более чем 200-километровый крюк через Улан-Удэ — сначала от Байкала вверх по Селенге, потом опять к Озеру!

ГОРЫ И ДОЛИНЫ

Цель сегодняшнего дня — достичь озера Котокель (по-эвенкийски — озеро-нож). Сегодня за рулем работает Василий Ларин, а я буду «белым человеком» — писать маршрутный дневник, работать журналистом, так сказать.

Сразу за Улан-Удэ Баргузинский тракт просто ужасен: асфальт старый с огромными выбоинами, на склонах смят гофрами. Навстречу постоянно идут «хлыстовозы» и фуры-холодильники: цивилизация вычерпывает глубинку — это бросается в глаза. В город везут лес, рыбу, мясо. Сам пейзаж прекрасен — слева высокие горы, справа узкая долина речки Березовки. На выезде справа что-то типа дацана — пагоды и ступы с витиеватыми буддийскими украшениями. А может, это «кабак» стилизованный — сейчас такое в моде. Проехали. Километров через 10 дорога начинает подниматься в горы. День солнечный, жарковато. Асфальт неожиданно кончается и начинаются дрязги: крупная щебенка, булыжники и пыль, пыль, пыль... При появлении встречного «хлыстовоза» закрываю левое окошко, чтобы поменьше глотать пыль. На месте пассажира на таких дорогах лучше — здесь рулить очень тяжело. Километра через четыре дорога становится очень крута — градусов под 20-25, и мы проезжаем настоящий «тещин язык», причем грунтовый, щебенчатый. Вася хвалит Town Ace, говорит: «Ну мотор! На 1800 оборотов тянет как зверь!». Выше серпантина дорога уходит в облака. Я не шучу — здесь высоты порядка 1200 метров, и мы на самом деле въехали в облако! Смотрю по карте: гора Дрязговитая — название в самый раз! Видимо, его придумали шофера, которые здесь карабкаются в небо по этим дрязгам!

Плодородная долина Итанцы с тучными стадами на склонах гор

Дорога на спуске — «полный мрак». Куски асфальта чередуются с кусками крубнощебневого грейдерного полотна. Спуск — настоящий тягун, более 13 километров! Наконец, дорога пошла полого. Где-то справа речка — мы в долине, но лес по сторонам от трассы высок, и ничего кроме стены деревьев не видно. Через несколько километров лес расступается, и мы оказываемся в долине необыкновенной красоты: справа простор — долина реки Иркилик, впереди по курсу видно село Иркилик, дальше, в перспективе, долина расширяется — там встречаются Иркилик и более крупная речка Итанца. Под горизонтом показалось большое село Турунтаево с белой церковью. Слева от дороги в поселке Иркилик отличная фирменная АЗС ЮКОС, долили бензина «под горлышко». Здесь в Иркилике (как бы «пригород» Турунтаева) дорога поворачивает вправо, на север, пересекает речку Иркилик и уходит вверх по левобережью долины Итанцы.

Зырянск — впереди слияние долины Итанцы с Ангыром

На развилке, сразу за АЗС, большое кафе (справа от дороги). Кафе выглядит снаружи непрезентабельно — кругом КРС (крупный рогатый скот) валяется, большие грязные лужи, куча мусора какая-то. Зато внутри хорошо: чисто, все беленькое, рукомойник с теплой водой. Едим плов (слегка подгорелый, но ничего), беляши огромных размеров, пьем чай с лимоном. Чай нам подали в кружках огромного размера (граммов 400, не меньше!) — напились от души. Славное кафе в Иркилике. Сытые как колобки «катимся» к Town Ace. Трогаемся, так и не заехав в само Турунтаево. От Улан-Удэ 55 километров до развилки. А что, собственно, Турунтаево? Это, насколько нам известно, районный центр Прибайкальского района Бурятии, население 7 тысяч человек, есть все — даже банк и гостиница, но нам ничего этого сейчас не надо.

РЕКИ И ОЗЕРА

Церковь Батуринского монастыря — всего лишь ХIХ век!

Едем по долине Итанцы. Очень красиво, широко и привольно. Иногда видна река: петляет по зеленой долине широкими меандрами. Местные люди шутят по этому поводу: «Наша речка Итанца — ни начала, ни конца!». Николай Гаврилович Спафарий-Милеску, руководитель русской дипмиссии в Китае, писал в 1675 году, проехав по этим местам: «Впадает она в Селенгу, а вытекает из озера, и дощаниками, и каюками не ходят подле нее, сухим путем в острог Баргузин. По той речке по Итанце — степь великая, а места добрые и хлеборобные». Через 12 километров от Турунтаево — Зырянск. Неприметная серенькая деревенька, долина здесь делает излучину, напоминая нашу Косую Степь: справа в Итанцу впадает таежная речка Ангыр, и в дельте долина становится очень широкой — километров пять от борта до борта. Через пяток километров долина опять сужается, и справа к дороге подходит лес и крутые сопки. За второй высокой сопкой открывается волшебный вид: зеленые сопки, узкая долина и храм белокаменный с несколькими маковками. Это Батурино, здесь был женский монастырь во время оное. Сама церковь, как я узнал, достаточно молодая — заложена в 1813 году, закончена в 1836 году. Строилась Батуринская церковь по старинным канонам — в раствор для кладки было замешано 10 тысяч яичных белков, которые жертвовали жители окрестных сел! В 1999 году церковь опять обрела приход, а с 2000 года образован и современный женский монастырь. Проезжая мимо Батурино, мы увидели на обочине девушку необыкновенной красоты: волшебной стати блондинка с косой, в мирской одежде, шла по направлению от церкви к селу. Девушка словно воплощала в себе всю красоту этих мест!

Река Кика необычайно красива!

С пятикилометровым промежутком идут похожие простецкие деревеньки: Батурино, Нестерово, Гурулево. После Гурулева дорога покидает долину Итанцы и плавно поднимается в сопки. Тягун многокилометровый, дорога так себе — с дырками в асфальте, затем спуск в новую долину. Лес становится гуще и подступает к самой дороге — огромные березы. Ларин говорит: «Класс! Как здесь тенисто!». И вдруг лес расступается — мост через речку с милым названием Кика. Речка с моста так красива, что проехать мимо никак нельзя. Съезжаем к берегу, здесь площадка с рынком и деревянным обеденным местом — уютно! По карте слева от дороги в стороне за лесом — деревня Кика, туда мы не поедем. Сама речка уже приток Байкала — впадает в Озеро близ Гремячинска, значит дальше мы проедем порядка 30 километров по долине Кики и выйдем к Байкалу в Гремячинске. Таким образом, мы покинули бассейн великой сибирской реки Селенги, вдоль которой «зря» «пилили» более 200 километров с вынужденной ночевкой в Улан-Удэ, что само по себе уже радует — Байкал рядом. От Улан-Удэ до Кики — 101 километр, от Турунтаева — около «полусотни».

Кика — нерестовая река Байкала

Подошел к бревенчатым торговым рядам. Женщина и девочка торгуют «разносолами»: есть, к примеру, жареный хариус в кляре (!), блины с творогом, с мясом, с клубникой, просто мясо жареное большими кусками. Обалдеть! В термосах чай с травами! Есть морсы ягодные! А мы, «дураки не покрытые соломой», в Иркилике плова наелись с беляшами. Ну, естественно, устоять нет возможности — беру по паре блинов с клубникой. Хотел сфотографировать «рестораторов», только навел камеру, как мать и дочь спрятались под прилавком! Говорят оттуда: «Вам шуточки, а нам — незаконное предпринимательство!». Вот до чего народ у нас запуган.

Мест для стоянок на Кике хоть отбавляй. Вот здесь можно поставить палатку!

Близ Кики — базар, кафе и прекрасная эстакада

Подъехали к берегу Кики: шумит как Кынгарга, как тысячеголовая толпа! Настоящая горная таежная речка. А еще я знаю (от Матанцева или от Базова?), что Кика — одна из нерестовых речек байкальского омуля. Чистая, студеная — встаю на «четыре точки» умываю лицо и пью эту воду, кажется, наполняясь новой силой. Ниже моста отличные местечки — можно подъехать на машине и поставить палатку.

После Кики дорога похуже стала, едем со скоростью 70 км/ч, а то и 50-60 км/ч. В десятке километров после Кики на дороге резкий стык и дальше пошло новое полотно — почти как взлетная полоса аэродрома. Поехали со скоростью 110-120 км/ч впервые после Улан-Удэ. Надо же, и тишина! Нет ухабов! Через пять километров (15 от Кики и 115 от У-У) мост через речку Хаим (правый приток Кики). Тоже красивая горная речка. У Хаима такие же объекты, как и на Кике — рыночек, кафе, площадка для машин. Откуда здесь название такое? Ведь Хаим — это мужское еврейское имя? Как я выяснил позже, это искажение древнего эвенкийского названия реки Хеюм, что значит «теплый ключ». Да, есть на Хаиме теплые источники. Тут уже Байкальский рифт дышит — от Гремячинска и до Баргузинской долины во многих местах есть термальные источники, многие из которых целебны.

После Кики строят новую дорогу

В пяти километрах за Хаимом асфальт резко кончается и начинается пыльная грейдерная дорога. Рядом, параллельно, идет отсыпка нового полотна, по обочинам работают дорожные машины. Целый десяток километров мы неслись «за сотку», скоро эта трасса протянется и дальше. А пока хлебаем пыль! Мы едем под 60 км/ч, а мимо бешено проносятся несколько легковых с бурятскими номерами — их принцип «больше скорость — меньше ям». Долго едем в клубах густой пыли обогнавших легковых. Грунтовки было 11 километров — опять выскакиваем на идеальный асфальт! Над полотном дороги появляются «лужи и озера». Это «марево» — обыкновенные тепловые миражи, вызванные преломлением лучей линзами горячего воздуха. Счастье с миражами продолжалось всего 7 километров, затем пошла опять дикая гребенка с камнями, бьющими в днище машины. Еще километра 4 пыли и дрязг, и справа от машины открывается простор и большое озеро! Что это, Котокель? Что-то не то, маловато вроде. Остановились, вышли из машины — к озеру не подойти, болото по всему берегу. Едем дальше — еще километра два, и дорога подходит к самому берегу. Площадочка и место отдыха со столиком. Плакат на палке гласит: «Озеро Дикое — школьный заказник».

ПРЕД НИМ ПРОСТИРАЛСЯ БАЙКАЛ!

Мы у озера Дикого. К берегу Дикого не подойти — болото! Вода в озере мутная и белая пена у берега — впечатление неприятное

Дикое — это сор, а на песчаной карге стоит Гремячинск. Выглядит симпатично

Подошли к урезу Дикого, пощупали воду — как парное молоко! Но мутная, какая-то желтовато-серая, и белая пена по всему подветренному берегу, а сам берег покрыт желтым илом — впечатление неприятное. Слева вдали виден песчаный пляж и поселок Гремячинск. С этого места невооруженным глазом видно: озеро Дикое — это перемытый залив-сор, а поселок стоит на карге — песчаной косе, которая отделяет озеро от Байкала. Дальше по бурятскому Прибайкалью вообще эта «тенденция поперла»: большинство поселков стоят на песчаных косах и конусах выноса рек. Въезжаем в Гремячинск. По нашему одометру вышло 142 километра от Улан-Удэ. Как гласят все улан-удэнские туристические путеводители, от Гремячинска начинается нескончаемая полоса песчаных пляжей до самой Турки — километров 25 идеальных для отдыха! Название поселка от ручья Гремячего, которым питается озеро Дикое. Местные говорят, что на ручье есть водопадик, который шумит «как Ниагара», но нам из поселка этого не слышно. В Гремячинске под ногами всюду песок — светлый, чистый, кварцевый: байкальская карга! Поселочек красив, как-то аккуратен, домики все крепенькие и холеные: видно, что люди здесь не бедствуют — Байкал-папа кормит. Почти на каждой улице можно увидеть «хлыстовоз». Как вы думаете, это легальные лесозаготовители? А вот и не угадали: здесь работает совершенно легальный Кикинский мехлесхоз. Главная дорога в Гремячинске асфальтирована, но покрытие уже разрушилось от времени.

Место отдыха

Исток — направо Котокель — Озеро-нож

На Котокель много указателей — там санатории и турбазы

С северной стороны озера Дикого тоже есть хорошая пляжная зона с твердым берегом. А не доезжая пары километров до Гремячинска, мы видели отворот влево — там хорошее место отдыха на берегу Кики. После разговора с шофером «скорой» мы поехали по магазинам поселка искать пищевую канистру для воды: такого у нас предусмотрено не было — кто же на Байкал воду возит? Канистру нашли и выехали за поселок на берег — за водой. Картина! Величественный пейзаж! Вот тут я понял душу Гремячинска. Песчаные проселочки выводят на идеальный многокилометровый песчаный пляж. Справа в километре сосны выходят к воде. В небе синева, на море штиль и легкий туман — голубое безмолвие, нет границ: вода сливается с небом. Лодки на песке, тут же коровки отдыхают, обмахиваясь хвостами (к этому пейзажу мой любимый термин «КРС» не подходит). По лужайке бредет большое стадо коз (МРС), штук 25, не меньше. Одна беленькая стала «охаживать» наш Town Ace боками, приглянулся он ей, видимо. Василий, не побоюсь этих слов, снял штаны, забрел в воду и наполнил пластиковые бутылки и канистру. На берегу стоят лодочные гаражи — металлические боксы. Между ними лежат коровы, прячутся от палящего солнца. Когда я подошел ближе, они возмущенно поднялись и вышли на берег — видимо, их отсюда прогоняют рыбаки. Я посмотрел на загаженный коровьим навозом проем между гаражей, сделал снимок. Картина навела меня на невеселую мысль: «Это модель человечества. Всю свою нишу в природе мы уже загадили и возлежим без проблесков мысли в собственных экскрементах».

Гремячинск — очень красивая, «крепко сбитая» деревня

Мы на Гремячинской карге

Это место называется Ярцы. Прекрасный пляж, необъятный, километров 7-8, не меньше! Ривьера у Котокеля

Продолжение следует

Часть вторая

Часть третья

Тимофей МИТИН

Автомаркет+Спорт № 29/2006