В тайгу за лесом на КамАЗе

23 Сентября 2005

ЛЕСНИЧИЙ

Бредовые идеи почему-то всегда приходят в голову внезапно. Страсть как захотелось с головой окунуться в нечто этакое, авантюрное, по-автомобильному романтичное. А где искать романтики, как не в путешествиях по непролазным дебрям сказочной сибирской тайги на огромном лесовозе КАМАЗ, снаряженном по всем правилам перевозчиков леса, да еще и с довеском в виде телеги. Это тогда, вначале, сие путешествие казалось не более чем «обычным рейсом» с лесовозчиком до деляны и обратно. И почему-то тогда не вспомнилось, что не зря, наверное, лесовозы несколько отличаются по снаряжению от обычных КАМАЗов — намертво приваренные стойки, обилие тросов, лебедки, толстые цепи, желательно наличие сразу нескольких запасных колес... И не зря, наверное, называют людей этой профессии вторыми лесничими...

Последние приготовления к поездке завершились к 9 часам утра: КАМАЗ начисто вымыт, заправлен под завязку, проверены наскоро все «узлы и агрегаты» — мало ли что... Вперед и с песней! Громыхая привязанными к стойкам цепями, легендарный грузомонстр успешно преодолел пост ГАИ и выехал на Александровский тракт.

Даже на сухой раскатанной дороге видно, как кренится на ухабах шаланда груженого лесовоза

Достопримечательность первая, даже две — Александровское кладбище и городская свалка. И это в самом-то начале пути... Дальше — скучная серая лента асфальта. Правда, назвать сие творение дорожников таким громким словом язык поворачивается лишь первые километров 30-40. «Асфальт» здесь не более чем громкий эпитет — трасса представляет собой бесконечное наложение друг на друга асфальтовых «заплаток», причем с разным качеством покрытия, иногда перемежающееся трещинами и ямами с острыми краями. Причем на комфортабельном легковом автомобиле эта дорога, может, и покажется сносной — до определенного скоростного предела, пока машина не начнет бесконечно приседать на отбойники. На внедорожниках типа Land Cruiser дорога вообще будет раем. А вот на КАМАЗе... Это вам не комфортабельный американский тягач с удобствами, это наш традиционно русский грузовик со всеми вытекающими отсюда последствиями: из удобств имеется так называемое сиденье — дерматиновая «табуретка» со спинкой, и ручка на панели. Вот, собственно, и все. Трясет в нем просто отвратительно, на особо выпирающих из дороги кочках постоянно появляется возможность покинуть пределы кабины через лобовое стекло. Хорошо в этой ситуации только водителю — он держится хотя бы за руль, да и за долгие годы работы водительское место уже оборудовано под себя. После часа езды ужасно хочется сменить положение тела в пространстве, вариаций на эту тему не так уж и много. Скучная дорога уже начинает потихоньку утомлять...

Но вот хоть какая-то смена обстановки: на 57-м километре слева появляется старый большой постамент замысловатой формы — «Усть-Ордынский Бурятский автономный округ». «Предъявите загранпаспорта», мы на бурятской земле... 60-й км тракта — появляется одна из первых заправок. Расположена в деревне, оборудована старыми разваливающимися «стрелочными» колонками, выбор топлива соответствующий — солярка, 80-й и, о чудо! — загадочный 93-й. Это вообще характерная особенность нашей пригородной местности, которая была замечена еще во время поездки в Красноярск: как только выезжаешь за пределы города, на АЗС исчезает наш «ширпотребный» 92-й и появляется 93-й, в народе еще известный под кодовым названием «92-й разбавленный». Цена сего нефтепродукта 16.50 за литр.

Последние отклики цивилизации: начинается бездорожье

Через четыре километра въезжаем в знаменитое Александровское, преодолев небольшой участок ужасно неровной гравийной дороги — знак ограничения скорости 20 км/ч кажется здесь насмешкой — вы что, издеваетесь? Какие 20? Здесь и со скоростью 10 км/ч колеса бы не растерять...

Александровское — это относительно небольшое, старое село, которое знаменито тем, что именно здесь когда-то располагался тот самый Александровский централ, в котором отбывал срок Феликс Эдмундович Дзержинский — едва ли не единственный человек, которому удалось совершить побег из этой тюрьмы. Старое, полуразвалившееся здание, хмуро смотрящее на трассу квадратами пустых окон, сохранилось и до сих пор. Судьба уготовила ему участь быть пристанищем сначала заключенных, затем душевнобольных. Централ пережил ураганы, землетрясения, пожар... В сохранившихся корпусах на окнах стоят решетки, возле крыльца суетятся люди в белых халатах. Хотя сам по себе поселок не такой уж и мрачный — имеются хозяйственные мощности небольшого дорожного предприятия, своя школа, стройными рядами стоят деревянные аккуратные домики.

Уже после выезда из деревни, когда взгляд отрывается от правой стороны, где и располагается «жилой массив», становится просто жутко: по всей левой стороне лес выглядит как после атомного взрыва: на протяжении нескольких десятков километров огромные 20-метровые сосны повалены беспорядочными штабелями, уставив в небо выдранные из земли корявые корни. Невольно начинаешь искать взглядом воронку от взрыва... А это всего лишь последствия прошлогоднего июльского урагана. Периодически встречаются целые просеки с аккуратно сложенными «огрызками» деревьев и сиротливо торчащим то здесь, то там молодняком — это спешно ликвидируются последствия июльской стихии. Но лесоповала все равно намного больше, чем облагороженных территорий: чистить лес от сваленных шквальным ветром сосен придется, возможно, еще не одну пятилетку... И что интересно: лес повален в основном с левой стороны трассы, с правой он пострадал почему-то значительно меньше.

Далее с периодичностью где-то в 20-30 км по трассе попадаются заправки, где в наличии уже имеется благородный 92-й: одна из них в Олонках, другая — в Бохане. Жители этой деревни часто называют свой населенный пункт вторым Римом — дескать, мы так же, как Рим и Москва, стоим на семи холмах...

Целебный родник на 23-м километре Александровского тракта: несмотря на характерный запах сероводорода, это место пользуется популярностью как у местных, так и у городских

127-й километр. Около четырех часов езды. Трасса начинает уходить в гору: по узкой двухполосной дороге, лихо вылетев на встречную полосу, нас обгоняет Chaser и начинает стремительно уходить в отрыв. И тут выясняется, что водитель недооценил коварность дороги: почти на самой вершине тяжеловесный КАМАЗ, мощность которого меньше «японца», методично взбирающийся в гору на пониженной передаче, уперся в хвост «Чайника», натужно ползущего под уклон — кажущийся легким, подъем оказался слишком длинным и слишком крутым. Главную роль здесь сыграл момент. Зимой, особенно в снег и гололед, опытные лесовозчики редко пытаются преодолеть эту гору без подсыпки или цепей — даже пустому грузовику не хватает мощи, чтобы перемахнуть подъем.

И снова скучная дорога, и снова те же унылые полевые пейзажи за окном, сменяющие друг друга деревни, и так еще тридцать километров. Впереди подъем в очередную гору, правда, на этот раз не такой крутой и высокий: КАМАЗ, набрав скорости в низине, лихо взлетает по асфальтированной полосе на вершину... Первое желание — закричать во все горло. Бог мой, красотища-то какая!!! Дорога словно уходит из-под колес, убегая змеящейся лентой вниз, а глаза начинает слепить от отражающегося в Братском водохранилище солнца, где-то внизу огромной долины рассыпались крохотные деревянные дома, и нет всему этому ни конца ни края... Места для отдыха здесь могли бы быть просто прекрасные, тем более, что на протяжении еще нескольких километров за сопками виднеется голубая искрящаяся гладь воды, но есть два существенных минуса: во-первых, здесь нет леса — те небольшие перелески, что имеются, находятся от воды очень далеко, а во-вторых, это близость к самым живописным местам огромной бурятской деревни Бильчир. Все-таки большинство отдыхающих «дикарями» хотят оторваться от человеческого присутствия.

В районе 170-го километра в Приморском заканчивается асфальтированная дорога и начинается гравийная насыпь, впрочем, вполне сносная для передвижения. Где-то здесь берет начало по бурятским поверьям Дорога духов. Здесь пролегают две огромные живописные долины, через которые и идет трасса. Коренные жители всегда говорят, что злить духов и лихачить на этой дороге нельзя — чревато последствиями. И если честно, начинаешь поневоле задумываться об истинности этого поверья: вроде и нет в этой дороге ничего экстремального, никаких излишне резких 90-градусных поворотов, никаких ям или провалов, да и сама трасса довольно широкая, а памятников и венков по обочинам стало заметно больше, да и памятники-то все чаще не с одной фотографией. Говорят, что часто происходят здесь аварии из-за покрытия: несущиеся лесовозы поднимают за собой огромный столб пыли, который сносит на встречную полосу ветром с водохранилища. В результате дороги на встречной полосе становится не видно, и люди, рискуя, идут на обгон. А там, как обычно, машина. Вот и бьются, не снижая скорости, в лобовую... Телефонов здесь нет, за «скорой» придется ехать в одну деревню, за ГАИ — в другую, оба населенных пункта находятся километрах в 20-30 от дикого места. В общем, шансов в любом случае мало.

Вскоре природа как-то удивительно начинает меняться: лес виднеется только на вершинах сопок и выглядит странно — на высоченных соснах почти отсутствует хвоя, а та, что есть, имеет непривычный голубоватый оттенок и выглядит какой-то смятой, клочкастой. Кое-где вообще стоят голые стволы. Это 188-й километр Александровского тракта — Горхон. Здесь когда-то проводились ядерные испытания. Одно время городской люд часто приезжал сюда собирать на удивление крупную и сладкую землянику... Лучше не стоит. Не с добра здесь такие урожаи...

Еще несколько утомительных километров пути, и мы въезжаем в наш конечный пункт по Александровскому тракту — деревню Обуса. Доезжаем до развилки, где, словно в сказке, расходятся в разные стороны три дороги. И указатель имеется. Перефразируем сказку и получается так: прямо пойдешь — в Усть-Уду попадешь, налево пойдешь — в Обусу попадешь, направо пойдешь... А вот об этом история почему-то умалчивает, видимо, дорожники посчитали, что направо ходить вообще не нужно. Что ж, нам, как и доброму молодцу, туда, куда всем остальным не нужно. Сворачиваем направо.

Я лечу по своей земле дорогой, которой нет

Александровское: здание знаменитого централа, ныне — пристанище душевнобольных

Прямо на повороте — последняя на нашем пути АЗС, начинается грунтовка, врезающаяся извилистым боком в глухой лес. Для меня после многих часов бесконечной тряски по трассе это означает только одно — скоро деляна. Спросить у водителя, сколько еще до лесозаготовки, я как-то постеснялась: уж коли напросилась на путешествие, сиди, молчи и не отвлекай разговорами. Небо все больше начинает наливаться свинцовым цветом, набухает, тяжелеет, водитель с опаской косится на тучи: «Главное, чтоб не пошел дождь. Иначе обратно не выедем». Впечатляющее начало... И чем дальше в тайгу, тем лучше понимаешь — это не преувеличение. Дороги здесь нет вообще. Почему-то федеральные трассы нашей страны дальнобойщики упорно называют направлениями — дескать, ездить по таким «дорогам» равносильно самоубийству. Люди, просто вы никогда не видели настоящих НАПРАВЛЕНИЙ! Направление — это, когда знаешь, что деляна где-то там, а дальше добирайся, как хочешь. Вздыбленная глина, перепаханная вездеходами, после дождей застыла огромными валунами, колдобинами, кое-где виднеются полуметровые прокопанные колесами ямы и колеи. КАМАЗ переваливается с кочки на кочку, жутко скрипя и громыхая цепями. Такого понятия как своя полоса и встречная здесь нет вообще: навстречу попадается первый КАМАЗ, груженный аккуратными рядками красивых круглых бревен. Водитель сразу же оценивает «трассу» — по своей стороне груженой «встречке» не пройти, отъезжаем как можно ближе к обочине и останавливаемся. Покачиваясь, встречный грузовик медленно переползает по накатанной колее с колдобины на колдобину, а душа у меня от такого зрелища уходит в пятки: груженная лесом под самые стойки шаланда ходит из стороны в сторону, раскачивается все сильней и сильней, кренится вбок — кажется, что еще мгновенье, и все эти 30 тонн ухнутся в обрыв... Но нет, КАМАЗ проплывает мимо, и мы трогаемся в путь. И тут до сознания доходит: у него шаланда, а у нас помимо основной телеги еще и прицеп... Главное, чтоб не было дождя. Пока стояла сухая погода, дорога успела подсохнуть, грузовики уже накатали более-менее сносную колею, и мы со скоростью черепахи продолжаем штурм бездорожья. Взбираемся на небольшую гору, съезжаем на какое-то подобие стоянки — все, привал.

Мы на вершине Пьяной горы. К слову говоря, Пьяная гора — это местная специфическая достопримечательность, о ней среди шоферов слагаются легенды, говорят, что нет на всей трассе участка хуже и трудно-

Панорама деляны: некачественного леса намного больше, чем «правильного» экспортного. После вырубки деляны все это сожгут, а поляну засадят молодняком — так положено по закону

преодолимее, чем Пьяная. Посидели, отдохнули, размялись и дальше в путь. По предварительным рассказам, я понимаю, что деляна где-то уже совсем близко. Скатываемся по вполне сносной дороге вниз, и вот — о, чудо! — поворот влево, в лес... который мы проезжаем мимо. А потом еще один, и еще... На душе становится тоскливо-тоскливо, едем уже почти 7 часов. По обочинам взлетают вверх под самое небо огромные сосны — чтобы увидеть мохнатую макушку в лобовое, приходится нагибаться на самую панель. Это сколько же они в высоту? А метров 30-35... Две пятиэтажки, чуть больше. 15-метровый лес у лесорубов считается уже маломерным... Еще страшнее становится, когда смотришь в сторону и видишь сквозь густую черную чащу, что деревья уходят стволами еще и куда-то вниз. Далеко вниз. Долго падать. А кругом ни души, и тишина просто райская — та, которая может звенеть.

Лобовое начинает медленно покрываться замысловатой водяной сеткой — с неба наконец-то упал первый еле моросящий дождь. А мы даже до деляны еще не добрались. Едем по этому бездорожью уже километров 40. Попадается первая таежная речка. К слову говоря, на этом участке дороги их три: не очень глубокие, с не слишком большим руслом, но по-дикому стремительные и с ледянющей водой. Таежные лесничие — работники деляны — промышляют на этих реках рыбой — окунем, хариусом, сорогой. Вторая речка на нашем пути — Улик — вообще отличается некоторыми странностями: примерно раз в три года в том месте, где над ней проходит старый деревянный мост, по которому на КАМАЗе проезжать, если честно, страшновато, река... пропадает. Совсем. Не остается даже тоненького ручейка. И что самое интересное — чуть выше по течению вода есть, и чуть ниже поток тоже шумит, а вот именно в этом месте река уходит. Такие годы традиционно на этой реке считаются рыбными: выше по течению остаются огромные заводи, отрезанные от основного потока, в них, как правило, много хариуса. Вот только чтоб добыть его, придется протопать по таежной чаще километра два от дороги, и километров пять — от моста по руслу. Еще некоторое время бесконечной тряски по вздыбленной земле — мы проезжаем последний мост еще через одну, третью, реку — и дорога упирается в... новую гравийную трассу Залари — Жигалово. Здрасте. А деляна где? А деляна в нескольких километрах направо. Ну что ж, направо так направо. Еще один поворот, облако гравийной пыли в зеркалах. Дождь по-прежнему продолжает противно сыпать с однообразно серого неба мелкой-мелкой пылью. На 157-м километре трасса делает небольшой поворот, и мы останавливаемся. Водитель произносит загадочную фразу «Пойдем, покажу...», и мы наконец-то покидаем пределы камазовской кабины. Какое же это счастье — ходить!

Облагороженная тайга: такие деляны перемежаются с лесоповалом на протяжении нескольких десятков километров вдоль трассы

Переходим через дорогу и начинаем взбираться по протоптанной козами тропинке по откосу вверх, к лесу. Ничего себе! На середине склона прямо из красноватой глины — это тоже местная особенность, земля здесь характерного красноватого оттенка — виднеется довольно большая каменная плита, заросшая со всех четырех сторон травой, покрытая слоем придорожной пыли и грязи. И даже сквозь эту пыльную пелену с трудом, но все же виднеется выдолбленная чем-то острым надпись: слова уже, увы, не читаются полностью, но можно разобрать, что это были два имени с датами рождения, написанные на старорусском языке — с буквами «ять» в конце и прочими атрибутами. Внизу плиты сделана надпись, что-то вроде «В лето от рождества Христова 1766». Лесовозчики говорят, что еще 10 лет назад надпись была очень четкой — можно было разобрать имена, и даже звания похороненных — могила в возрасте 250 лет принадлежит казакам. Этот памятник не стали трогать даже дорожники, когда прокладывали трассу — сделали небольшой поворот. Несколькими километрами дальше по трассе — есть еще один такой же памятник, на нем фамилий уже гораздо больше — перечислено человек 10-15, видимо, тоже казаков. Но нам к этому памятнику старины не по пути, еще 10 минут езды — и мы наконец-то сворачиваем на какое-то подобие дороги — деляна.

Лесные хозЯева

Дорогой это тоже можно назвать с большой натяжкой — узенькая земляная колея, ширины которой хватает ровно настолько, чтобы по ней проехал ровно один КАМАЗ (как люди здесь разъезжаются — загадка). У граждан «лесной» профессии такая дорога называется лежняк — ее стелют с помощью бревен. Минуем на натужно рычащем лесовозе стоянку, где живут лесорубы — несколько небольших вагончиков, и выезжаем на место самой лесодобычи: большая вспаханная тяжеловесной техникой вырубленная поляна, огромными штабелями высится готовый к погрузке лес — аккуратные очищенные от сучков уже расточкованные бревна. Слышится звон бензопилы, стук топора, гулкий рокот огромного погрузчика, где-то слева в лесу тоже раздается характерный дизельный звон. Над сваленным и притащенным лесом работают «сучкорубы» и раскряжевщики — люди, пилящие многометровый лес на бревна под стандарт: лес заготавливают в основном двух видов: «шестерка» — 6 метров в длину и «четверка» — 4 метра. Как только лес приведен в «товарный» вид, утробно рыкнув, к стоянке подъезжает специальный погрузчик ЛТ-70, для нас, простых смертных, такая махина в диковинку: привычных городскому глазу ковша или штыков здесь нет. Зато имеется стрела — нечто, наподобие экскаваторной, оборудованная на конце двумя внушительными металлическими клешнями и своеобразным «стопором» — подъехав к уложенному и распиленному лесу, погрузчик хватает клешнями три-четыре бревна, которые упираются в «стопор» и не перевешивают в ту или другую сторону, поднимает их на нужную высоту и укладывает либо в штабеля на погрузку, либо, так сказать, «в утиль»: лес здесь в основном экспортный, а потому грузить можно не все подряд: слишком узкие макушки сосен, старый лес, уже темный в середине среза ствола, с корявым стволом, с замысловатыми, не вырубающимися сучками. Критериев масса, а потому манипулятор погрузчика является по сути специалистом широкого профиля. Как только весь лес рассортирован, погрузчик трогается на вторую стоянку — там уже закончили свою работу сучкоруб и раскряжевщик. На это же место, выехав откуда-то из лесных дебрей, тащит новую порцию леса трелевочник — этакий бульдозер, оборудованный тросами и пологой металлической площадкой, к которой и цепляется сваленный и перевозимый лес.

Время — седьмой час вечера, погрузка начнется только к 20.00. До этого лесорубы будут готовить лес. Нам остается только ждать, благо, что на очереди мы пока первые. Дождь начинает потихоньку набирать силу. А пока — осмотр местных достопримечательностей. Вокруг — распаханные бульдозерами просеки, заваленные сосновыми ветками, хрустящие под ногами хвоей, поваленные старые деревья. Ух ты! Из-под хвои выглядывает целый «пятачок», покрытый красными точками — брусничник! Да и ягода-то почти вся спелая. Вооружаемся пакетом и вперед — на сбор самой полезной ягоды тайги. Первые минут десять — полный восторг от того, что ягоды так много! На старых поваленных деревьях, поросших мхом, и то растет брусника. Но уже через 15 минут удовольствие начинает бесследно испаряться: назойливая мошкара, почуяв в своих владениях чужака, начинает настырно атаковать. Какие-то минуты, и примитивные бесконечные вращательные движения руками мошки игнорируют вообще и наглеют окончательно: почуяв «запах крови», насекомые начинают сгущаться над головой целыми облаками, буквально бьются в лицо, в волосы, умудряются просочиться даже под одежду... И когда через полчаса лазанья по кустам у меня из глаз брызнули кровавые от укусов слезы, я поняла, что ни за какую ягодку на свете я на улицу больше не выйду.

Бегом несусь до КАМАЗа, запрыгиваю в кабину, стряхиваю с себя последних самых настырных мошек, бросаю этот несчастный пакетик с брусникой и понимаю, что бесследно эта битва с крылатыми порождениями природы для меня не прошла: обозреваю «поле боя» в боковое зеркало... Да-а-а. В результате имеем: все лицо и шея в огромных красных пятнах и волдырях, распухшее веко, зачатки синяка под глазом и два стакана брусники. Ничего себе сходила за ягодкой...

Между тем, уже началась погрузка. Аккуратную круглую «четверку» с черными угольными циферками на срезах — по ним потом будет высчитываться кубатура привезенного леса — погрузчик ловко захватывает клешнями и, перенеся через металлические стойки телеги, аккуратно укладывает в первый ряд. Несколько подходов, последнее «поглаживание» стрелой — чтоб бревна улеглись ровно и плотно, и телега загружена под самые стойки. Пока лесовозчик крепит все это добро поверх цепями, погрузчик начинает упаковывать прицеп. 40 минут, и КАМАЗ, вздрогнув дизелем, медленно и осторожно трогается вперед. Дождь уже разошелся не на шутку. Приключения начались с первых метров пути: на выезде с лесозаготовки чуть заметный уклон. Поворачиваем на дорогу и... груженый 30-тонный КАМАЗ отказывается идти вверх: верхний слой дороги размок окончательно. Несколько бесплодных попыток взобраться в горку не приносят ничего, кроме отшлифованной земли под колесами: приходится сдавать назад, выбирать другую траекторию, и, натужно тащась, метр за метром грести вверх. Работники пилы и топора машут руками, прощаясь, а водитель удивленно замечает: «Чего это они все прощаются? Они что, думают, что я сам отсюда выберусь?..». И тут я окончательно понимаю, что домой мы будем ехать очень долго. Хорошо, если вообще будем.

Поворот за поворотом, ухаб за ухабом, КАМАЗ медленно, но верно ползет вперед. Земля под колесами раскисла просто до неприличия: вроде и не глиняная каша, а верхний слой — словно мылом намазанный. Небольшой уклон. Грузовик, поддав солярки в мощные цилиндры, идет на штурм откоса. Проезжаем первые метры и встаем. Глухо, как в танке: лесовоз послушно гребет огромными колесами по скользкой земле и стоит на месте, накручивая на резину выхлопной дым. Ни сантиметром дальше. Сцепление, откатываемся назад, снова газ до упора — поднатужившись, еле-еле прогребаем полметра глины и снова буксуем на месте. Опять сцепление, чуть назад, снова газ до упора... и так бесконечное множество раз, сантиметр за сантиметром, груженая махина штурмует «детский» уклон. Мысль о том, что придется пешком топать до деляны и звать на помощь бульдозер, прочно селится в мозгу. Но вот вершина совсем близко. Еще одно усилие... и КАМАЗ, победно рыкнув, вкатывается на вершину и весело идет вперед. Расстояние примерно в километр от лесозаготовки до выезда на трассу мы преодолевали 30 минут.

Домой всегда быстрее?

ЛТ-70 — погрузчик спецназначения

Все водители наперебой утверждают, что дорога домой, особенно на дальние расстояния, всегда быстрее. Раньше и мы так думали. Как оказалось — глубоко заблуждались. Быстро пролетели только гравийный участок трассы Залари — Жигалово. Останавливаемся на свороте на то самое бездорожье — короткий отдых, концентрация оставшихся сил — вперед. Радует только то, что дождь закончился, и небо на горизонте загорелось алыми всполохами: погода обещает разгуляться. А за окнами уже беспроглядная темень... Жидкое «мыло» под колесами упорно не дает груженному под завязку грузовику резво лететь по трассе. Из-под огромных колдобин на дороге то и дело, заслышав шум мотора, вылетают кулики и скрываются где-то в ночной тайге. Начинается долгий и муторный штурм знаменитой горы Химовской — в этих краях когда-то жили специалисты-химики по добыче смолы.

Через несколько минут подъема гора кажется просто бесконечной: на второй пониженной КАМАЗ медленно, размеренно покачиваясь и громыхая цепями, ползет вверх, словно труженик-муравей. Монотонно и натужно гудит мотор, в темноте по обочинам мелькают лапы елей, перед кабиной подпрыгивают два световых столба от фар... Спать хочется безумно. И так на протяжении нескольких часов. Изредка снова начинает моросить дождь, не давая дороге хоть чуть-чуть просохнуть.

Просыпаюсь от того, что машина остановилась: прямо перед правым колесом — лужа. «Что-то не хочется мне туда ехать...». А почему нет? Лужа как лужа, не такая уж и огромная, да мы уже штук тридцать таких проехали и ничего. Да и назад сдавать с груженым прицепом по такой грязи и темноте — не очень интересное занятие. Деваться все равно некуда, уже в колее стоим, только вперед. Осторожно, словно кошка, КАМАЗ трогается вперед, проезжает несколько сантиметров от «водоема»... И бухается вниз едва ли не до середины колеса! Нам туда никак нельзя! Если не застрянем, так телегу перевернем. И тогда все, ночевка основательная. Сдаем чуть назад, руль влево — бесполезно: КАМАЗ скатывается обратно в колею и прыгает в яму. Несколько поступательных движений вперед-назад, и я понимаю, что что-то здесь не так. При скудном свете ручного фонарика обозреваем картину: все, назад больше нельзя вообще — телегу заломило. Вперед, соответственно, тоже. Начинаем активные физические нагрузки: с обочины под светом фонарика в колею под передним правым колесом складываем большие плоские лепешки камней. Чем больше, тем лучше. Первая попытка — едва не выскочив из колеи, грузовик снова срывается вниз... И тут из-за вершины горы в небо взмывают лучи света — сюда едут лесовозы. Натаскиваем побольше камней с обочины, руль выкручиваем теперь уже вправо — небольшое расстояние до срыва в кювет там еще есть, главное — вписаться в этот промежуток между лужей и обочиной. И под чутким руководством водителей подоспевших лесовозов плавно трогаемся вперед. Сосредоточенно и очень медленно грузовик выбрался из колеи, послушно взял вправо, и тихонечко-тихонечко начал прокрадываться мимо этой несчастной лужи по самому краю обочины. Главное, чтоб не снесло влево... Последний мост телеги шаркнул краем колеса по кромке воды, и, проехав подальше от «проклятого» места, КАМАЗ остановился. Это было только начало. Два метра пути мы преодолевали почти час.

Гортоп: разгрузка

Потом опять бесконечные повороты, монотонные, медленные подъемы, однообразный лес по обочинам... И все это осторожно, словно крадучись, пропуская под колесами скользкую глиняную кашицу. И вот наконец-то короткий кусок сносной дороги с какими-то признаками гравия — и трасса пошла куда-то вниз, в темную бездну, вскипая под колесами ухабами, ямами, переплетаясь замысловатой колеей. Мы на вершине Пьяной горы. Где-то справа одиноко стоит груженый лесовоз — водитель решил оставить все неприятности спуска по Пьяной назавтра и лег спать. Сон как рукой сняло: КАМАЗ, качнувшись на первой колдобине, осторожно пошел на спуск. Под колесами заблестели грязные глиняные лужи, грузовик, еле двигаясь, запетлял по дороге, выбирая самую безопасную траекторию, малейший склон — и машину тянет, сносит к черной обочине следом за прицепом. Только сейчас замечаю, что мудрые дорожники разделили выход на Пьяную на две ветки в самом опасном месте: по одной дороге поднимаются в гору пустые машины, по другой идут на спуск груженые. Из-за непроглядной тьмы в зеркало не видно очертаний телеги, но то и дело в темноте проскакивает жидкий красноватый свет — раскачивается то в одну, то в другую сторону. Я с ужасом понимаю, что это свет от габаритных огней на прицепе — телегу кренит, штормит в разные стороны, словно пьяную. Так вот откуда такое название: нельзя по этой дороге ехать прямо, петляешь из стороны в сторону, а телега сзади ходит ходуном, норовя свалиться под откос... Страшно — не передать словами. Выезжаем на основную дорогу, справа — словно облитая подсолнечным маслом глина без всяких признаков следов. На нашей стороне — колея от буксовавшего когда-то здесь вездехода: лоснящиеся края пробуравленной колеи вздымаются вверх до середины колеса, а между ними огромные лужи. Деваться больше некуда — только в эту колею. Набрав размеренный уверенный темп, КАМАЗ въехал в эту маленькую короткую бездну, взяв на всякий случай чуть левее. Мгновение — и чуть заметный наклон срывает лесовоз влево, грузовик чуть кренится, упирается левым краем колес в глиняную стену колеи и гребет, наклонившись вперед. Адреналин в крови начинает доминировать над всеми остальными элементами. Впереди — еще два таких же промежутка...

Дорога в постоянном нервном напряжении, в постоянной возможности уйти под откос вместе с прицепом, кажется бесконечной. Ощущение времени пропадает вообще. Но вот начинают появляться знакомые места, знакомые повороты, я понимаю, что совсем скоро будет выезд на Александровский тракт... КАМАЗ замирает посреди бездорожья, переведя обороты раскаленного двигателя на холостой ход: перед колесами с одной стороны разверзлись три ямы, идущие одна за другой, глубиной чуть меньше полуметра. Слева — тоже ямы, их две, но глубина их впечатляет гораздо больше... Извечный вопрос «Что делать?». Безопасной траектории здесь нет в принципе, остается из двух вероятностей перевернуть прицеп выбирать меньшую: едем по «тройной» колее. КАМАЗ заурчал дизельным мотором, вздрогнул цепями, скрипнул сцепкой и плавно и осторожно полез в первый провал. Прямо, прямо, прямо... и лесовоз резко ухнул вниз правым колесом, подкинув всякую мелочевку на панели в воздух! Если телега не перевернется, это будет чудом. Чуть газу, и морда пошла вверх, выгребая из ямы. Еще секунда и упало вниз, накренив весь воз, следующее правое колесо. Вокруг все — как в замедленном действии. Тягач с телегой прогреб первую яму, уже упав передним колесом в следующую... и тут «под землю» пошел первый мост на прицепе! Как только колесо упало вниз, даже из кабины почувствовалось, что весь лесовоз накренился вправо: груженный под стойки прицеп наклонился к самой земле... и послушно полез вперед за тягачом, выползая из ямы! Такой же финт последним колесом — и КАМАЗ, вырулив влево, резво пошел вперед по прямой дороге! Чудо все-таки произошло — почти лежащая правым боком на земле телега, не перевернулась! Последние вязкие уклоны по размешанной глиняной жиже, последние попытки прицепа спрыгнуть с дороги под откос, последние распаханные метры «кипящей» таежной дороги — слева проплыл павильончик АЗС под одиноким белым фонарем... Мы выезжаем на гравийный Александровский!!! 60 километров бездорожья мы преодолели за 6 с небольшим часов...

Ничего на свете лучше нет...

Не будем живописать в красках путь до дома: усталость била через край, туманный рассвет окрасил все вокруг в один противный серый цвет, короткая полуторачасовая ночевка, и снова дорога, дорога, дорога... Вот и целебный родник — до города осталось всего 20 верст, все больше и больше машин на трассе, городская свалка — никогда в жизни я так не радовалась помойке! Мы почти дома. В гортоп на разгрузку мы приехали около двух. Еще час — пока огромный кран вынимал пачки леса сначала из прицепа, потом из телеги, последние формальности с документами... Все. Наш рейс окончен...

Это был только один рейс — «до деляны и обратно», чуть более суток с полуторачасовой передышкой на сон. Лесовозчики делают 10-15 таких рейсов за месяц. Вне зависимости от времени года, погодных условий, бесконечных поломок и прочего... Это адская профессия. Полжизни в лесу. Достаточно, чтобы стать вторым лесничим.